Мне советовали не таскать дочку на Body Worlds 2. И не потащил. Сам пошел, без ансамбля. А жалко. Всё-таки очень познавательно. И ничуть не страшно. Хотя уже в первом зале послышался грохот: юноша бледный стал совсем бледным и навернулся прямо рядом с препарированной ногой. Наверно, теперь его сдадут.
Фотографировать там было нельзя, поэтому снимал украдкой, из-под полы. Заранее извиняюсь за качество.



Вот человек-секретер. С выдвижными ящичками.




Всё лежит на своих местах. И если знаешь, в каком ящичке что лежит, то жизнь проста и упорядочена.




Вот бейсболист. Ему, как хорошему танцору, ничего не мешает.




Женщина. Беременная.




Но это так, скульптурные композиции. Меня больше восхитили различные системы человека: пищеварительная, нервная, сердечно-сосудистая и т.д. С подробными описаниями о объяснениями всех процессов. Но особенно меня поразили эмбрионы - с "начала" до примерно 8-ми недель. Как маленькая песчинка постепенно превращается в пузырек, наполненный чем-то бесформенным, а затем чем-то и форменным.

Было много детей, и родители им все рассказывали.

"Вам послайсить или одним писом?"  Человек-prosciutto.



Повара медленно поклонились изваянию, подошли к блюду, встали вкруг него, опустились на колени и осторожно поставили свои произведения на блюдо. Помолчав, они встали с колен.
— Карпаччо из загривка Погребца, — произнес Ваня.
— Суп панадель из половых органов Алексея Морозова, — произнес Сеня.
— Окорок Виталия Баращенко под грибным соусом, — произнес Толя.
— Мороженое из спермы Ильи Радушкевича, — произнес Юра.
Постояв немного, они наклонились, ловко вывалили еду на бронзовое блюдо и с пустой посудой в руках вышли из зала.

Владимир Сорокин, "Пепел".

Очень тонкая работа, кстати.





Сижу, читаю документы. Неплохая идея, если серьезно. Я был бы рад, чтобы вот так люди приходили смотреть на меня. И мне было бы не так грустно и одиноко.

Гриша замолчал и недели две ходил тихий и послушный. А потом даже повеселел, пел в ванной, смеялся и себя ощупывал. «Что это ты такой веселый?» — допрашивала Нина. Он открыл и показал ей паспорт, где голубое поле было припечатано толстым лиловым штампом «Захоронению не подлежит». «Что это такое?» — испугалась Нина. И Гришуня опять смеялся и сказал, что продал свой скелет за шестьдесят рублей Академии наук, что он свой прах переживет и тленья убежит, что он не будет, как опасался, лежать в сырой земле, а будет стоять среди людей в чистом, теплом зале, прошнурованный и пронумерованный, и студенты — веселый народ — будут хлопать его по плечу, щелкать по лбу и угощать папироской; вот как он хорошо все придумал.
....
И после его смерти она очень переживала, и подруги ей сочувствовали, и на работе пошли навстречу и дали десять дней за свой счет. И когда все процедуры были позади, Нина ездила по гостям и рассказывала, что Гриша теперь стоит во флигельке как учебное пособие, и ему прибили инвентарный номер, и она уже ходила смотреть. Ночью он в шкафу, а так все время с людьми."

Татьяна Толстая, "Поэт и Муза".